Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Эмиль Офин

Восемнадцать часов проспал Костя после этого рейса, а Лёва—всего только десять. Утром, как ни в чем не бывало, вышел вместе с нами на работу. Даже и тут он ухитрился обставить своего соперника. А задаваться стал пуще прежнего.

— Мы, — говорит, — покорители безбрежной снежной целины. На нас смотрит вся страна. А я смотрю на вас, уважаемая Катерина Ильинична, и хочу поднять один вопрос: как это вам удалось сделать укол в сердце человеку, который из себя двух слов выдавить не может, а только перманентно сопит? Да еще находится в объятиях Морфея, то есть дрыхнет чуть не полные сутки после обыкновенной увеселительной прогулки на станцию и обратно?

Впрочем, подобные вопросы Лёва поднимал исключительно в присутствии Кости. За глаза он никогда не трепался о своем сопернике и не предпринимал активных действий. Они и гуляли с Катей только вместе — один при другом. Выглядело это примерно так: идет по нашей широкой совхозной улице светловолосая, красивая Катя Куликова, слева от нее топчется коренастый Костя Бондарчук, а справа — вышагивает длиннющий Лёва Королевич. Он размахивает руками и неизменно разглагольствует. Костя угрюмо молчит, а Катя лукаво посмеивается, прикрывая рот уголком голубой косынки.

Так они гуляли всегда. И даже танцевали в клубе втроем. Есть такая полька-тройка, где одна девушка крутит вокруг себя двух парней. Мы все с интересом ждали: чем же это кончится? Должна же она кого-то одного выбрать. Но Катя что-то не торопилась выбирать.

А время шло. Целина в наших краях уже, говоря по существу, перестала быть целиной: электростанцию, баню поставили, школу отгрохали в два этажа; в общем, жизнь вошла в колею. И тут произошло событие, которое, как сказал Лёва, «ознаменовало новую эру, невиданный расцвет в делах совхоза»: Леву и Костю выбрали бригадирами.

Хитрый Егор Фомич знал, кого порекомендовать на эти посты. Тут уж их соперничество обострилось до крайности. Больше того — оно стало кровным делом двух бригад.

— Вымпел! Вымпел за посевную! Неужели мы отдадим его этим, извиняюсь, сопунам? — горячился Лёва.

«Сопунами» он презрительно называл ребят из второй бригады, куда ушел от нас Костя Бондарчук. Бригада у него была сплошь «зеленая» — вчерашние десятиклассники; они хватались за работу горячо, но бестолково. Им, как воздух, нужен был опытный, рассудительный бригадир, такой, как наш Костя. Но мы-то не собирались никому уступать вымпел, а особенно таким молокососам. Это был бы позор. Леля Каретникова, наша главная повариха, так и сказала своему Сашке: «Чистый позор!» — и добавила:

— Лучше тогда домой не являйся. Будешь ночевать в мастерской вместе со своими моторами, которые ты не сумел как следует подготовить.

Леля — хохлушка, и характер у нее соответственный: если что пообещала, не отступится. Другие девчата, правда, менее решительно, но тоже высказались по этому вопросу. Даже тихая Вера, смущаясь, сказала Сереге Красавину:

— Все-таки очень приятно, когда вымпел развевается на машине человека, с которым дружишь.

И только медсестра Катя Куликова не говорила ничего. Она лишь загадочно улыбалась и кокетливо поправляла свои светлые пушистые волосы. Но этого было вполне достаточно, чтобы Костя и Лёва лезли вон из кожи.

Горячие это были дни и тяжелые. В совхозе еще не вспахана была половина площади, мешали дожди. Мы хорошо помнили неудачи прошлого года. Тогда, тоже из-за ненастья, задержался сев. Пшеница созрела поздно, убирали ее до первого снега, много зерна осталось зимовать в степи. Об этом писали в газетах, говорили на всех совещаниях — в райкоме, в совхозе, в бригадах. Отовсюду приезжали озабоченные люди, выясняли, горевали, ругались.

А Лёва, наученный горьким опытом прошлой посевной, буквально надрывался:

— Как только позволит погода, мы должны эквивалентно провести сев! — кричал он,

Вряд ли Лёва знал, что именно обозначает это словечко. Впрочем, в ту весну наш бригадир так и сыпал терминами, эквивалентными понятию скорости, например: «А ну, рви когти!», «Делай короче!», «Чтобы у меня по-быстрому!», «Давай вертухайся!»

И мы «вертухались». А больше всех — сам Лёва. Изобретательность била из него, как закипевшая вода из-под пробки радиатора. К примеру, он предложил механизаторам прицепить к плугам бороны, получились одновременно и пахота, и боронование. Это высвободило несколько тракторов. Фотографию нашего бригадира поместили в областной газете. Между прочим, Лёва сразу же вырезал эту фотографию, наклеил ее на крышку своего портсигара с внутренней стороны и принялся с особым рвением угощать всех папиросами, даже девчат..

Левин рационализаторский почин подхватили наши трактористы; на предпосевном совещании они взяли обязательство: прицепить вместо трех обычных сеялок по четыре. За нами, мол, дело не станет, только бы не подвели шоферы: сумеют ли они оперативно подвозить семена?

Лёва, конечно, полез в бутылку.

— Интересуюсь, кому вы здесь задаете этот банальный вопрос? — крикнул он с места. — За мою бригаду можете не спрашивать, мы-то подвезем. А как сопуны — не знаю.

Костя встал, исподлобья взглянул на Леву.

— Пусть он не треплется — звонок. Машины у нас тоже в порядке, не хуже, чем у него. Тут дело не в шоферах и не в машинах. Посудите сами: возле склада задержки не будет, там зернопогрузчики. А вот когда на поле к сеялкам привезем, надо бы людей для разгрузки семян подбросить, Егор Фомич.

Это была для Кости Бондарчука необыкновенно длинная речь. Мы удивились, захихикали. Но Лёва вдруг шикнул на нас:

— Тихо, пижоны! Бондарчук, оказывается, не окончательный лопух. Скажите, пожалуйста, нащупал узкое место в предстоящей работе.

И Лёва задумался. А вскоре и вовсе ушел с собрания.

Между тем Егор Фомич успокоил Костю, пообещал:

— Приедут комсомольцы с Кубани. Они уже заканчивают сев и собираются к нам на подмогу. Вместе с ними приедут и кубинские парни. Они учились в Советском Союзе на механизаторов, будут проходить у нас производственную практику. Ребята они работящие я думаю, не откажутся между делом подсобить нам в разгрузке семян.

Это была радостная весть. Мы начали готовиться к приему гостей: оборудовали в клубе общежитие, написали на кумаче: «Добро пожаловать, кубинцы и кубанцы!» Девчата спешно шили себе новые одежки.

А Лёва — тот все носился с какими-то чертежами. Он сидел, запершись в мастерской, вместе со своими дружками — мотористом Сашкой Губой и плотником Васькой Ефимовым. Что-то они там колдовали..

Катя Куликова насмешливо спросила:

— Наверно, вы, Лев Григорьевич, конструируете посевную ракету?

На это Лёва ответил неопределенно:

— На гостей надейся, а сам не плошай. — И, с некоторым ехидством посмотрев на Катину новую блузку, добавил — Учтите, Катерина Ильинична, наш совхоз — глубинный. Пока гости до нас доберутся, могут произойти различные абстракции.

И что вы думаете? Лёва как в воду глядел. В канун сева вернулся из района расстроенный Егор Фомич. На двух огромных грузовиках он привез только одного довольно щуплого черноволосого юношу с сигаретой в белых зубах и с гитарой за плечами.

— Это и вся подмога? — спросил Костя.

— Не густо, — сказал Лёва.

— А где же кубинцы и кубанцы? — спросили девчата.

— Расхватали в отстающие хозяйства, — сказал Егор Фомич и поскреб в затылке. — Наш-то совхоз — передовой, будь он неладен. Говорят, сами справитесь. На нашу долю достался всего один товарищ. Вот знакомьтесь. Его зовут Федерико Баррера.

— А что он умеет? — спросил Лёва.

— Он механизатор — тракторист, шофер.

— Это годится, — сказал Костя.

— Алло, камарад! По-русски можешь говорить? — спросил Серега.

— Дружба, мир! — сказал кубинец.

— Всего два слова знает, — вздохнула Катя.

— Зато какие! — сказал Лёва. Он подошел к кубинцу и поднял руки, крепко сцепив пальцы. — Салют, Куба! — Потом ткнул себя в грудь. — Я — Лео Королео. Понимаешь? Будем вместе вкалывать. Бригада променадо.

— Бригада, бригада, — закивал гость и сверкнул белыми зубами.

— Все понимает, — сказал Лёва. — Пойдем, камарад, к нам в общежитие.

— Почему это именно к вам? — спросил басом Костя.

Лёва посмотрел на него сверху вниз своими ласковыми черными глазами.

— А кто у вас, пардон, умеет говорить по-испански? — И, понизив голос, добавил: — Погоди, я тебе покажу, как обзывать передового бригадира звонком. Получишь ты у меня вымпел! — Он сложил три пальца в известную комбинацию. Но тут же, заметив, что Костя нацелился двинуть его под зад ногой, поспешно отступил — Тихо! Только не при иностранце. Авторитето дискредитадо…

В тот день Лёва созвал собрание нашей бригады прямо на полевом стане, где уже стояли готовые к работе сеялки и тракторы, громоздились бочки с горючим, дымила походная кухня. Вспаханная земля лежала черная до горизонта, однообразная. Только вдали возвышался курган. Над его лысой макушкой в сиреневом предвечернем небе уже проклевывался бледный серп месяца. На ступеньках зеленого вагончика примостились Сашка Губа и Федерико Баррера. Кубинец играл на гитаре что-то душевное. Сашка, склонив голову и полузакрыв глаза, тихонько подыгрывал ему на баяне, а мы сидели молча на подножках своих автомашин, курили, слушали.